ПАТРИОТЫ И ДЕМОКРАТЫ В РОССИИ: ЕДИНСТВО ИЛИ БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ?

Политика – расклейка этикеток,
Назначенных, чтоб утаить состав…
М.Волошин.

Раскол русской общественной мысли на западническую и славянофильскую возник не сегодня. Этому разделению уже не менее полутора веков. И не один уже раз в русской истории спор почвенников и западников о путях развития России прерывался неожиданно и весьма печально для обеих сторон…
В 1917-ом году, в промежуток между Февралем и Октябрем, либеральная пресса любила пугать читателей угрозой свободе со стороны “черносотенства” и “реакции”. “Слева у нас нет врагов”, “контрреволюция может прийти только справа”, - успокаивали себя рафинированные демократы и европейски образованные социалисты. А к власти между тем уверенно шла – и наконец ее захватила - политическая сила, выросшая вроде бы в недрах самого радикального западнического течения (марксизма). Те, кто выступил против большевиков под патриотическими лозунгами – за “единую, неделимую Россию” или даже за “святую Русь”, казались крайними консерваторами, защитниками исконных русских начал. Но вот идеологический туман рассеялся, и вдруг обнаружилось, что большевики – эти, казалось бы, радикальные западники - на практике гораздо ближе к “исконной” деспотии Иоанна IV, чем к “Капиталу” Маркса или переписке Энгельса с Каутским… (Кумир наших нынешних коммунопатриотов, “чудесный грузин”, - тот впоследствии даже свои секретные депеши в НКВД подписывал “Иван Васильевич”). Белое же патриотическое сопротивление, как оказалось, объективно отстаивало перед лицом этой новой азиатской деспотии европейские ценности - человеческое достоинство, личную свободу, гражданские права. Победив его, большевизм поставил жирную точку в дискуссии славянофилов и западников, раздавив и тех, и других. И еще относительно легко отделались те, кто смог уехать в эмиграцию или кого выслали из Совдепии на философском пароходе. А оказавшись на Западе, многие, вероятно, задумывались, только ли через правую дверь приходит реакция и одни ли “черносотенцы” и “монархисты” – ее носители…
Но вот советский тоталитаризм в 60-е – 70-е годы начал подгнивать, репрессии ослабли, и в России появился ряд полуподпольных или подпольных организаций, принадлежавших к различным идейно-политическим течениям. Упрощая картину, можно сказать, что этих течений было три: “истинный марксизм-ленинизм” (“необходимо от плохого Сталина вернуться к хорошему Ленину”); западничество (либерального или социал-демократического толка); почвенничество или неославянофильство. Первое из этих направлений мы здесь рассматривать не будем, остановимся на некоммунистических оппозиционных течениях – западничестве и почвенничестве. Очевидно, что грядущее противостояние “демократов” и “патриотов”, ставшее очевидным в годы горбачевской перестройки, выросло именно из этого раскола диссидентского движения 70-х годов. Демократы-западники настаивали на приоритете прав человека (из которых первым обычно провозглашалось право на эмиграцию) и выступали за перенесение в Россию западной парламентской системы, патриоты же ратовали прежде всего за возрождение русской культуры, традиций и нравственных ценностей.
Хотя здравомыслящие силы присутствовали в обоих лагерях, представители этих политических направлений постоянно обливали друг друга грязью – сначала в самиздате, а после 1987 г. и во вполне респектабельных официозных газетах и журналах. Почвенники третировали правозащитников как “пятую колонну”, агентуру США или “жидомасонов”, в то время как те клеили на консерваторов ярлыки “фашистов” и “черносотенцев” (впоследствии в обиход был пущен термин “красно-коричневые”). Кто же выиграл от этого противостояния? Естественно, номенклатура - пока в годы перестройки и ельцинизма патриоты и демократы выливали друг на друга ушаты помоев, она без помех приватизировала в свой карман богатства страны. Как заметил еще в апреле 1992 г. (в интервью С.Говорухину в Вермонте) Александр Солженицын, патриоты и демократы “вместо того, чтобы штурмовать коммунизм, скорей его свалить, начали грызть друг другу глотку. И так стали ругательствами и “демократ”, и “патриот””. А позднее, уже после возращения на Родину, писатель констатировал: “Вместо того, чтобы активнее использовать гласность для расчистки от коммунизма, столичная интеллигенция друг друга проклинала, а номенклатура только руки потирала и занимала нужные места”. В России, таким образом, демократы и почвенники не смогли объединиться для борьбы с коммунистической диктатурой, - в то время как в конце 80-х годов демократы и националисты в странах Центральной и Восточной Европы, Прибалтике и Закавказье действовали единым фронтом. Причина этого, возможно, заключается в том, что за пределами России коммунизм воспринимался как нечто, насильственно навязанное народу иностранной державой, “российским империализмом”, и борьба против него рассматривалась как национально-освободительная.
Еще более интересные метаморфозы произошли с обоими этими течениями дальше, когда многие демократы-западники поддержали властные амбиции опального обкомовского секретаря Б.Ельцина (человека, несомненно, западной культуры и европейски образованного). В 1991 г. часть “демократической интеллигенции” совершила “хождение во власть”, а немало ее представителей превратились в идеологическую обслугу ельцинского режима. Хотя реально победу в августе 1991 г. одержала российская номенклатура, избавившаяся от союзного центра и получившая возможность бесконтрольно поделить государственную собственность на территории РСФСР, радикальные демократы расценили победу ельцинской группировки как свою собственную. Именно они приняли самое активное участие в создании, наладке и обслуживании ельцинской пропагандистской машины. Очень скоро с их стороны стали звучать голоса о необходимости разогнать “реакционный” Съезд народных депутатов, якобы мешающий Ельцину проводить “прогрессивные реформы”. Радикалы из “ДемРоссии” и многочисленные представители западнической “творческой интеллигенции” постоянно призывали Ельцина “во имя осуществления реформ” установить режим личной власти. Главная угроза реформам, наперебой утверждали они, исходит… да-да, опять же от них - “черносотенцев”, “шовинистов”, “фашистов”. (Конечно, ведь реакция приходит только справа…)
Что же заставило “демократов” столь трогательно слиться в единстве с теми, кто их еще вчера отправлял в лагеря в “психушки”? Одним из мотивов сего странного сближенья стал их общий страх перед пробуждением русского национального самосознания. “Демократы” были готовы приветствовать возрождение национальных чувств где угодно – в Армении, Грузии, Прибалтике, но только не в России. Они испытывали панический страх перед русским национализмом, который у них еще с диссидентских времен ассоциировался исключительно с “шовинизмом”, “фашизмом” и “черносотенством” (хотя исторически русский национализм в целом был чужд ксенофобии и всегда отличался тяготением к всечеловечности. Печальные исключения, разумеется, тоже были). Даже академик А.Сахаров – и тот утверждал, что “дух славянофильства на протяжении столетий представлял собою страшное зло” (борьба славянофилов в середине XIX века за отмену крепостного права, земскую реформу и свободу печати – это, конечно, зло страшное, абсолютное и не имеющее оправдания…).
Что же касается номенклатуры, то она опасалась пробуждения национальных чувств русского народа из тех же самых соображений, которые заставляли правительство Российской империи брать под подозрение славянофилов, а верхушку КПСС - преследовать “неославянофильство”. “У порабощенных народов боятся глубоких душевных движений, вызываемых патриотическим чувством”, - заметил еще маркиз де Кюстин… (Ю.Андропов, между прочим, считал русских националистов более опасными врагами режима, чем даже диссидентов-западников). Поэтому пропагандистская машина ельцинистов клеила ярлыки “черносотенцев” и “русских фашистов” налево и направо – и прежде всего на тех, кто пытался привлечь внимание к проблемам русского народа. Номенклатура, кстати, рассчитывала еще и на то, что ультралиберальные лозунги “ДемРоссии” создадут замечательную дымовую завесу для присвоения ею государственной собственности. Крохи с барского стола перепали, естественно, и “демократической шушере” (А.Галич), воспевавшей ускоренную приватизацию и гневно обличавшей “русский фашизм”.
“Интеллигенция в союзе с татарщиной погубит Россию”, - предупреждал русский философ С.Булгаков в знаменитом сборнике “Вехи” (1909). Радикально-демократическая интеллигенция в союзе с татарщиной из Свердловского обкома Россию, конечно, не погубили (или просто не успели?), но разворовали капитально…
Именно допущенные к дележу пирога “демороссы” и рептильная “демобразованщина” приняли активное участие в идеологической подготовке государственного переворота в сентябре – октябре 1993 г. Теперь они из вчерашних преследуемых превратились в активных преследователей. Некоторые особо ретивые “либералы” призывали осенью 1993 г. не только “раздавить гадину”, но и выслать из России всех руцкистов и хасбулатовцев. Как говорил герой Солженицына, “ума ж не хватает, что дорого – начать, через полгода и ваших передушат…”
А как обстояло дело в другом лагере – у патриотов? Логика политической борьбы заставляла их поддерживать Съезд и Верховный Совет, постепенно переходившие в оппозицию Ельцину. В сентябре-октябре 1993 г. патриотические партии и движения принимали участие в защите Белого Дома. В то время в стране сложилась парадоксальная ситуация, в чем-то сходная с той, которая возникла в России после октября 1917 г., - хотя тогда это мало кто понимал. Единственным подлинно демократическим (и в этом смысле европейским) политическим институтом в 1993 г. в России был парламент, то есть Съезд народных депутатов. Можно вполне согласиться с В.Садовниковым, что система власти, утвердившаяся в России в результате выборов 1990 г., “была – по своей объективной сути – самым антисоветским и антитоталитарным завоеванием горбачевской перестройки”. (Ответ Александру Зиновьеву // Оппозиция. №13. 1995). Устранение Съезда означало в каком-то смысле возврат к старой, доперестроечной советской системе (а чем-то и к еще более архаическим временам). Соответственно, демократы, соблазненные западнической утопией и поддержавшие указ №1400 и расстрел парламента, объективно способствовали победе ельцинской номенклатурной деспотии, - то есть играли на руку “татарской”, авторитарно-этатистской традиции российской политической культуры. Патриоты же, защищавшие Конституцию, объективно отстаивали демократические завоевания горбачевской перестройки 1985 – 91 гг. и цивилизованный (европейский) путь развития России – независимо от того, из каких соображений они пришли к Дому Советов. (Приверженность принципам демократии многих сторонников парламента тоже не стоит переоценивать). Воистину, “партии, сами того не замечая, в пылу борьбы обмениваются лозунгами и программами, как Гамлет во время дуэли обменивается шпагой с Лаэртом” (Макс Волошин).
А после подавления патриотической оппозиции Ельцин перестал нуждаться и в попутчиках из “демократов”. Мавр сделал своей дело (благословил новый авторитаризм) – мавр может уйти. Еще Макиавелли учил, что никто не закрепляет своей власти с теми, кто помог эту власть завоевать. И вот демобразованщину уже вежливо просят подвинуться Сосковцы и Коржаковы. “Оказалось, что слишком ретиво истребляли мангусты гадюк”… Дальше тоже все шло в полном соответствии с Высоцким: “А мангуст отбивался и плакал, и кричал: “Я полезный зверек!”” Но обкомовско-гэбэшно-военно-промышленные пресмыкающиеся оказались для Ельцина гораздо более полезными зверьками, чем демомангусты. Впрочем, и поделом. Как говорил еще царь Соломон, кто роет яму, тот упадет в нее, и кто покатит вверх камень, к тому он воротится.
Итак, чем на этот раз завершилось противостояние западников и почвенников? Взаимная нетерпимость 70-х – 80-х годов переросла в кровавую драму октября 1993 г. Внешне казалось, что на этот раз “западники” с помощью ельцинских танков победили “русофилов”. Однако вскоре обнаружилось, что над теми и другими одержала верх прожорливая и лицемерная номенклатура, сросшаяся с откровенным ворьем. “Российские демократы, составители конституции 1993 года, написанной кровью погибших в московском Белом доме…, те демократы, которые похвалялись тем, что они разрушили “тюрьму народов”, оказались в конце концов теми, кем и были на самом деле: создателями нового азиатского деспотизма”. (Дж. Кьеза. Русская рулетка. М., 2000. С. 28)
Все происшедшее, тем не менее, отнюдь не вытекает из принципиальной внутренней несовместимости двух доктрин – западничества и почвенничества, - а объясняется скорее психологическими комплексами их отечественных носителей. Западничество ведь отнюдь не предполагает, что его адепт должен ползать на брюхе перед Ельциным, Гайдаром или США и считать первейшим правом человека право на эмиграцию, а славянофильство не требует от своих приверженцев обязательной ненависти к “инородцам”. (Другое дело, что в обоих противостоящих лагерях хватало малоприятных личностей). Вполне возможно – и это даже вполне естественно - быть одновременно либералом и русским патриотом, и кажется совершенно нелепым, что у нас эти направления мысли так долго были между собой в конфликте.
В реальности ценности либеральные и ценности патриотические не только не противоречат друг другу, но гармонично дополняют друг друга. Как раз либеральная правовая демократия и создает наиболее благоприятные условия для развития культуры, сохранения традиций и национальной самобытности, поддержки народного искусства и ремесел, охраны памятников старины, защиты природы… Эту взаимосвязь понимали не только лучшие представители почвеннического лагеря, но и некоторые западники. Как сказал еще в 1972 г. редактор нелегального православно-патриотического журнала “Вече” Владимир Осипов, “отношение наше к демократическому движению самое сочувственное. Вне всякого сомнения – без гарантий прав человека, без конституционных свобод невозможно никакое культурное возрождение”. “Демократию, демократию! Свободу духа! Любой ценой, - писал в те же годы в дневнике писатель-“деревенщик” Федор Абрамов. – Еще раз: духовное возрождение человечества, новый взлет человека только в условиях демократии”. А вот мнение такой известной либерально-западнической организации, как “Демократический Союз”: “Демократия и национальное возрождение России взаимосвязаны, и одно невозможно без другого. Свободный народ не станет топтать свою историю. Возродившаяся Россия выберет политическую, духовную и экономическую свободу”. (Заявление “Большевики, не позорьте Россию!” Московского КС ДС от 6 июня 1992 г.).
Если бы все участники антитоталитарного сопротивления мыслили столь же широко… А ведь и опыт восточноевропейских стран, и некоторые эпизоды отечественной истории (например, совместная борьба “зеленых” и писателей-почвенников против поворота сибирских рек в середине 1980-х годов) показывают, что сотрудничество между демократами и националистами в принципе возможно.
Раскол диссидентского движения 70-х – 80-х годов привел, подчеркну еще раз, к печальным последствиям, и эту ошибку нельзя повторять. А между тем единый фронт демократических патриотов и настоящих либералов и демократов остается необходимостью и сейчас, перед лицом наглого наступления правящей номенклатурно-чекистско-клептократической клики на остатки демократии и прав и свобод человека в России. Поэтому, думается, пришло время задуматься о создании политической силы национал-либеральной ориентации, которая бы борьбу за Русское возрождение сочетала с борьбой за Свободу и Право. Партия или движение такого типа могла бы объединить весьма значительную часть российского общества. За бортом она бы оставила лишь радикалов - часть радикал-демократов, некоторых национал-патриотов (шовинистов и фашиствующих правых) и коммунистов.
Основными требованиями новой партии могли бы, в первом приближении, стать:
пересмотр конституции в сторону сокращения прерогатив президента и расширения полномочий парламента;
восстановление публичной политики, отмена всяческих процентных барьеров для партий при выборах в Думу, ликвидация цензуры на телевидении и допуск к телеэфиру всех политических сил России;
обеспечение гражданских и политических прав и свобод человека, прежде всего свободы слова и СМИ;
развитие реально независимого местного самоуправления;
реформа государственной службы, делающая рекрутирование политической элиты более открытым;
создание экологического и социального рыночного хозяйства, поддержка мелкого и среднего бизнеса, превращение россиян в собственников (народный капитализм);
частичный пересмотр итогов приватизации;
изъятие сырьевой ренты в государственный бюджет с помощью налогов;
поддержка развития кооперации, особенно в аграрном секторе;
создание системы социального партнерства предпринимателей и наемного персонала;
поддержка крестьянства и возрождение русской деревни;
защита окружающей природной среды (в том числе – разработка и использование экологически чистых видов транспорта);
активная социальная политика;
поддержка русской науки и культуры, молодых талантов;
прекращение войны в Чечне;
защита прав русских в “ближнем зарубежье”;
материальная помощь русским семьям, желающим переехать в Россию из стран СНГ и Балтии;
постепенная интеграция России в европейские структуры с учетом национальных интересов России.
Программу такой партии могли бы поддержать очень многие силы в России – от социалистов и “зеленых” до умеренных патриотов-государственников.
Создание национал-либеральной партии, несомненно, внесло бы оживление в уже почти отмершую в России политическую жизнь, способствовало бы активизации здоровых сил общества, которые сейчас – ввиду отсутствия публичной политики – не могут найти точку приложения своих способностей. То, что в нынешней России нет реальных оппозиционных сил (ручная КПРФ не в счет), представляет значительную угрозу для нашего будущего - лишенная оппонентов власть будет становиться все более и более авторитарной. Уже сегодня мы во многом вернулись в 70-е годы. “Что ни день – фанфарное безмолвие славит многодумное безмыслие…”. Ну а если российское общество не выйдет из апатии, если все будет идти так, как идет сейчас? Что ж, тогда власти скоро оставят нам одно право:

Вы падайте ниц –
Вам это право дано,
Пред королем падайте ниц, -
В слякоть и грязь, все равно…
(В.Высоцкий)

Н.В.Работяжев, политолог