БАЛАМУТОВ А. А.

СРЕДНЕВЕКОВОЕ

Моей Изольде, Гвинерве, Лауре, моей музе,
самой прекрасной и гордой женщине на свете - любимой Оле.

1 вариант..

Какая грусть меня опять зовёт
К старинным строчкам читанных романов -
Как полюбил Гвинерву Ланселот,
Про жизнь и смерть Изольды и Тристана?

Со сладкой болью я читаю вновь,
В старинной утопая круговерти,
О том, что всё же победит любовь -
Когда не в жизни, так хотя бы в смерти.

Пускай погибнут все мои мечты,
А я найду покой на дне могилы,
Но прорастут сквозь грудь мою цветы,
Сплетясь с цветами на могиле милой...

2 вариант.

Какая грусть меня опять зовёт
К старинным строчкам читанных романов -
Как полюбил Гвинерву Ланселот,
Про жизнь и смерть Изольды и Тристана?

Со сладкой болью я читаю вновь,
Весь утопая в ветхой круговерти,
О том, что всё же победит любовь -
Когда не в жизни, так хотя бы в смерти.

Пускай Артур уже костёр зажжёт,
Огонь Гвинервы не коснётся даже:
За ней успеет верный Ланселот
И увезёт её к Весёлой страже.

Пусть страже стать Печальной суждено,
Пускай умрут любовники в разлуке,
Я с завистью читаю всё равно
Об их любви и бесконечной муке.

Она права, поскольку влюблена
И для любви забыла о законе...
И мне святей неверная жена
Всех этих постных и святых февроний.

Уже ведут невесту к кораблю,
Но молвит рыцарь гордо-непреклонно:
"Отдам Изольду Марку-королю,
Я только для него убил дракона".

Тристан забыть не сможет этих слов,
Своей ошибки не исправит первой,
Он лишь спасёт Изольду из оков
И от уродов, заражённых лепрой.

Магическая сила древних строк
Звучит неотвратимым приговором:
"Ты сам свою любовь не уберёг,
Живи отныне со своим позором!"

И пусть погибнут все мои мечты,
А я найду покой на дне могилы,
Но прорастут сквозь грудь мою цветы,
Сплетясь с цветами на могиле милой...

ПИСЬМО ТРИСТАНА.

Ты над письмом, моя любовь, не плачь,
Но вспомни, как в тот вечер было жарко,
Моей надежды ласковый палач,
Моя Изольда, отданная Марку!

Нас мчал корабль, внезапно ветер стих,
Казалось, зной страшнее адских пыток...
И выпил я один за нас двоих
Любви хмельной и гибельный напиток.

Я плыл с тобой - невестой короля -
И мнил, не будет плаванью предела.
Но показалась впереди земля -
Владенья Марка, берег Корнуэла.

Был у моей любви коротким путь...
(Не сказано, что сказано не к сроку!)
Как мне б хотелось наш корабль вернуть
И плыть с тобой по глади вод широкой.

Что было дальше? Марк меня изгнал,
Ты, гордая, прошла, не глядя, мимо -
С тех пор скитаюсь, изгнанный вассал,
Отвергнутый сеньором и любимой.

Но вот однажды на закате дня
Жонглёр знакомый мне пропел под лютню
О том, что всё же любишь ты меня
И нет тебя на свете бесприютней.

Твои страданья - для меня укор,
Пусть лишь моими будут эти стоны!
Тебе отдаст с моим письмом жонглёр
Волшебную собачку Авалона.

Есть колокольчик на собачке той
(Я за неё сразился с великаном),
Он прозвонит - и обретёшь покой,
И заживут мучительные раны.

Пускай тебя разлука не томит:
Когда мою собачку гладить будешь,
Тихонько колокольчик зазвонит -
И ты меня, любимая, забудешь.

ТРИСТАН-ПРОКАЖЁННЫЙ.

Архангельскому хору на заре
Ворчанье вторит маленького трольда,
Из расписных ворот в монастыре
Выходит белокурая Изольда.

Она идёт - спокойна и горда,
Играет ветер горностаем белым...
Прекрасней королевы никогда
Ещё земля не знала Корнуэла.

Алмаз, вплетённый в кельтскую косу,
Горит не так как эти косы ярко!
Поёт жонглёр про гордую красу,
Её любовь к блистательному Марку.

Всем нищим дарит щедрою рукой,
Едва несчастных видит пред собою...
Вдруг прокажённый с сломанной клюкой
Упал пред нею с жалобной мольбою.

"Прекрасная владычица, живи!
Я не прошу ни серебра не злата,
Но подари мне капельку любви,
Которой так душа твоя богата..."

Она мгновенно сделалась резка,
Покрылись щёки пятнами от гнева.
"Немедля прогоните дурака!" -
Вассалам приказала королева.

И в храм идёт, а он за нею вслед,
Не замечая криков и побоев.
"Ужели в сердце состраданья нет
К тому, кто на коленях пред тобою?

Ты мне дала однажды горький яд,
Из рук твоих его б я выпил снова!
Но исцелит меня один твой взгляд,
Всего одно, но ласковое слово..."

"Ужели нет здесь доброго кнута,
И верного вассала нет ужели?!
Кто покарает наглого шута
За смех над королевой Тинтажеля?"

А он своё: "Сильна моя вина,
Я погубил свои любовь и счастье,
Но если боль - раскаянью цена,
Я заслужил прощенье и участье!"

Все смолкли. Слёзы на глазах у тех,
Кто гнал его назад ещё мгновенье...
Но тут раздался королевы смех,
Исполненный холодного презренья.

И нищий прочь, потупившись, пошёл,
Та в храм вошла в спокойствии великом,
Но пала вдруг, как мёртвая, на пол
У алтаря с почти беззвучным вскриком.

Брёл нищий к морю сквозь густой туман,
Не слыша плача маленького трольда...
И знал из всех людей один Тристан,
Что узнан был он лишь одной Изольдой.

ТРИСТАН-ЮРОДИВЫЙ

Король проснулся утренней порой,
А за окном и шум, и смех, и споры:
Юродивый, гонимый детворой,
У стражи просит отворить затворы.

В плаще, расшитом нитью золотой,
И в доброй русской шапке из куницы
Сбегает Марк по лестнице крутой
За Божьего страдальца заступиться.

"Над тем, кто выбрал холод, зной и боль,
У стен моих глумитесь дерзновенно?!.."
"Какой ты добрый, дяденька король!" -
Сказал ему с улыбкою блаженный.

"Мою ты просьбу выполнишь одну:
Твоя Изольда женщин всех нежнее...
Так подари, король, свою жену,
Поверь, что для меня она нужнее".

Смеётся Марк: "Забавный дуралей!
Ты даже моего не стоишь гнева.
А как отдам - что будешь делать с ней,
Как накормить ты мыслишь королеву?"

"Поверь, что есть и у меня венец,
И не как твой венец - венец небесный...
Из песен я построил ей дворец -
Дворец хрустальный, облачный, чудесный.

Ей ангелы подарят тишину
И музыку - мелодий всех нежнее!..
Отдай же мне, король, свою жену,
Поверь, что для меня она нужнее!"

Король в ответ: "Несчастный идиот,
Бери её хоть нынче - ради Бога!
Но знай, с тобой Изольда не пойдёт -
Ей не нужны воздушные чертоги.

Её согреть не сможет блеск меча
И накормить жонглёра песнь пустая,
Нужны её золочёная парча
И тёплый плащ, подбитый горностаем.

Я заплету алмаз в её косу,
А ты, мой милый, нищ и бос к тому же...
Моя жена пыталась жить в лесу
И вот, как видишь, возвратилась к мужу".

И увидав Изольду, наконец,
Спросил с насмешкой, потирая веко:
"Не хочешь ли в заоблачный дворец
Уйти за этим добрым человеком?"

А нищий ей: "Пойдём со мной, пойдём!
Обручены мы и землёй и морем,
Хмельным напитком, выпитым вдвоём,
Минутой счастья и бессрочным горем.

Нас обручил любви благой закон
И рук твоих целительная сила,
Не для тебя убитый мной дракон,
Цветы, что свяжут наши две могилы.

Мы друг для друга созданы судьбой,
Лишь для тебя мои мольбы и песни...
Скорее же уйдём, уйдём с тобой
В дворец хрустальный, облачный, чудесный!"

Её как будто опалил огонь,
Она дрожит, как ласточка в тенетах.
Прижав ко лбу горящему ладонь,
Изольда ищет слово для ответа:

"Налился кровью старый мой рубец,
Мне исцеленья не найти, ужели?
Я так хочу в заоблачный дворец!...
Я так хочу остаться в Тинтажеле!...

За счастье я страданием плачу,
Но я жива, покуда я страдаю!..
Не знаю я сама, чего хочу,
Мне кажется, я ничего не знаю!

Меня смутил и напугал дурак,
Он на меня глядит лесным сатиром.
Прошу тебя, подай ему медяк
И отпусти его из замка с миром!"

"А мне, жена, понравился болван,
Меня смешить он будет неизменно.
Пусть он займёт под лестницей чулан,
И пусть ему положат слуги сено.

Я дам ему и хлеб, и серебро,
И новый плащ я дам ему в дорогу...
И развлекусь, и сотворю добро,
И стану сам ещё угодней Богу!"

И слуги отвели его в чулан,
Там затворился нищий нелюдимый...
Впервые в жизни слёзы лил Тристан,
Впервые он не узнан был любимой.

СМЕРТЬ ТРИСТАНА

Тьма лекарей теснится во дворе.
По зову герцога со всей Бретани
Они стремятся к крепости Каре
С заботами о раненном Тристане.

Еду с питьём несут к нему в постель,
За рыцарем следя как за ребёнком,
Спасённый им в сражении Гоэль,
И дочь его - красавица-бретонка.

Горит очаг, лампад пылает медь,
Укутан он медвежьей шкурой гладкой,
Но ни огню, ни меху не согреть,
Ни защитить его от лихорадки.

Зря лекари заботятся о нём:
Они не властны возвратить здоровье
Сражённому отравленным копьём
И роковой безмерною любовью.

Душою он совсем в другой земле,
Он привстаёт на ложе то и дело -
Всё спрашивает он о корабле,
Что послан был к пределам Корнуэла.

"Успеет ли? Сумеет ли?... Не то!
Нет для её решимости преграды!
Её не сможет задержать никто,
Когда она решит мне дать пощаду...

Простит ли мне она мою вину:
Не для неё убитого дракона,
Несчастную бретонскую жену,
Волшебный колокольчик Авалона?...

Я так легко бы с нею встретил ночь -
Идёт к концу мой вечер одинокий..."
Стоит у ложа герцогская дочь
И мучается ревностью жестокой.

Вдруг в замке шум, слетает пыль с гардин,
Рвут слуги с окон бархатные ткани:
Сын герцога отважный Каэрдин
Корабль приводит к берегам Бретани!

Тристан спросил: "На мачте корабля
Цвет паруса - как снег нагорный белый?
Под ним плывёт любимая моя -
Изольда, королева Корнуэла?"

Тогда бретонка преломила бровь,
И говорит: "Мне передал дозорный:
Не исцелит тебя твоя любовь,
На мачте парус - словно уголь чёрный".

Тристан в ответ: "Я это заслужил,
И приговору я не прикословью.
Мой приговор гласит: "Умри, как жил -
Ты со своим позором и любовью!"

Нас разлучила навсегда земля,
И не дала судьба последней встречи...
Но в облачном дворце из хрусталя
Земные раны небеса залечат.

Мне ни к чему отныне временить,
И отдалять блаженный миг ухода...
Из этих рук я выпускаю нить,
Я отдаю душе своей свободу!"

И умер он с улыбкой на устах,
И навсегда забыл свои печали,
И не узнал, как стражи во вратах
В тот миг его любимою встречали,

Как, оттолкнув охрану во дворе,
Опередив ленивого герольда,
По лестнице закрученной Каре
К нему бежала верная Изольда.

Плавание Изольды

Немало лет с того минуло дня,
Как я с лесным убежищем рассталась,
Как королю вернул Тристан меня,
А я огнём пред мужем оправдалась.

Я стала недоступна и горда -
Ко мне подходят рыцари несмело...
Тристану я велела навсегда
Забыть о королеве Корнуэла.

Он повторял ненужное "прости",
Являлся в замок, изменив обличье...
Но я должна свой строгий долг блюсти,
Святое королевское величье.

С тех пор живу средь роскоши дворца
И засыпаю под игру свирели,
И лишь секрет зелёного кольца
Не ведают ночные менестрели.

Не знают ни вассалы, ни король
И, может быть, Тристан живёт, не зная,
Какая у меня на сердце боль,
Какую тайну я в душе скрываю.

Но как-то раз я встретилась с купцом,
Он так легко открыл былую рану
Простым зелёным яшмовым кольцом -
Прощальным даром верному Тристану.


Он разложил браслеты, серьги в ряд,
Красивое алмазное сердечко...
Но между них мой приковало взгляд
Дешёвое зелёное колечко.

Что для меня и трон, и блеск венца,
Ночные песни рыцарей влюблённых -
Пред тихим светом скромного кольца,
Перед заветной яшмою зелёной?!

Я вспомнила предутренний туман
И серый дождь последней нашей встречи,
Как к морю брёл отвергнутый Тристан,
Под грузом горя преклоняя плечи.

Не изменилось у меня лицо
(Я научилась прятаться от взоров!),
Но яшмовое верное кольцо
Терзало сердце горестным укором.

Увидев вдруг, что он со мной один,
Стал гость шептать, своей добившись цели:
"Я не купец, поверь, я - Каэрдин,
Сын герцога Бретонского Гоэля.

Тристан в беде! Он весь горит огнём,
В тебе одной надежда на спасенье:
Он поражён отравленным копьём -
Так подари Тристану исцеленье!"

И вновь моё не дрогнуло лицо,
Шепнула я с улыбкой неизменной:
"Ты мне принёс зелёное кольцо,
За ним пойду через моря и стены".

Затем сказала громко: "Мой король!
Есть у купца отменные игрушки.
Ты на корабль к нему сходить дозволь,
Там присмотреть иные безделушки".

Смеётся Марк: "Скажи, с какой поры
Ты стала снова думать о нарядах?
Ступай и выбирай себе дары.
Скупи хоть весь корабль - мы будем рады!

Купец открыл хандры твоей секрет,
Её теперь нам вылечить несложно!
Пускай с тобой пойдёт барон Андрет -
Среди вассалов нет его надёжней".

Барон Андрет Тристану лютый враг,
Доносчик, лжец трусливый и негодный...
Сказала я в ответ: "Да будет так!
Пусть будет, как тебе, король, угодно!"

А на рассвете в море подлеца
Столкнул наследник герцогского трона:
Тот принял смерть от моего кольца,
Он был наказан яшмою зелёной.

И вот корабль стремительно летит,
Сверкает небо, с волнами играя...
Но что-то злое сердцу говорит,
Что я опять к Тристану опоздаю.

И даже переплыв морской простор,
Не встречусь с ним на берегу Бретани...
И что с того, что сложит песнь жонглёр
О двух глупцах - Изольде и Тристане?!

И об одном гадаю пред концом:
Ужели такова моя расплата,
Что предана я яшмовым кольцом,
Как предала свою любовь когда-то?

Рассказ королевского шута

На балах в высоком Камелоте
Рыцари и дамы неспроста
Говорят о храбром Ланселоте
И смеются выходкам шута.

Это я дурак Артура первый -
Самый лучший в локрской стороне!
И порой печальная Гвинерва
Тихо с трона улыбнётся мне.

И скачу и вправо я, и влево
С погремушкой верною моей:
Глупый шут, влюблённый в королеву -
Разве шутка может быть смешней?


Как-то за торжественным обедом
Патрис, рыцарь Круглого Стола,
Золотое яблоко отведал,
И лихая смерть его взяла.

Рыцари глядят и зло и хмуро,
У прекрасных дам потуплен взор...
И склонился грозно пред Артуром
Мрачный брат покойного Мадор.

"Скажут все - Гвинерва виновата:
Брату яблоко дала она.
Королева отравила брата
И за это будет сожжена!"

Побледнев, Артур промолвил гневно:
"Будет казнена она огнём,
Если рыцарь в срок тридцатидневный
За неё не вступится копьём!

Тот Артуру будет другом первым,
Кто жену не выдаст палачу!
Кто готов сразиться за Гвинерву?"
Рыцари молчат, и я молчу.

В смертный бой вступить - кому охота?
Сэр Мадор утратил счёт побед.
Ищут все глазами Ланселота -
Ланселота в Камелоте нет.

Месяц пролетел в пустых заботах -
Колесница лунная быстра.
И уже близь замка при воротах
Сложен в кучу хворост для костра.

Рыцари краснеют, плачут дамы,
И, сжимая дудочку в руке,
Я стою средь тягостного гама
В пёстром и дурацком колпаке.

Что со мною стало в то мгновенье?
(Если б этот миг я мог сберечь!)
Я себя увидел на коленях
И свою, свою услышал речь:


"Ты, Артур, видал чудес немало,
Но такого ты не ждал никак:
Раз у локров рыцарей не стало,
Рыцарем становится дурак!

Трусы, хвастуны и пустозвоны!
Где любовь и ваша верность - где?!
Кто слагали в честь неё канцоны,
Королеву бросили в беде!

Дайте мне оружие стальное,
Дайте мне коня под чепраком -
Шут лишь там становится героем,
Где согласен рыцарь быть шутом!

Как меня судьба переменила!
Люди не встречали за века
В теле горбуна такую силу
И отвагу - в сердце дурака!

Моего пусть лжец страшится гнева,
По земле Мадору не ходить:
Я вступаю в бой за королеву -
Разве я могу не победить?!

Я ведом Венерой и Минервой
Я сильней, чем вечный мой недуг..."
Вдруг смотрю - нахмурилась Гвинерва,
И хохочут рыцари вокруг.

Этот миг мне даже вспомнить жутко,
Но его мне не забыть никак:
"Шут собрался в бой - какая шутка!
Нынче превзошёл себя дурак!"

Но внезапно смолкли звуки смеха,
Обо мне забыл честной народ:
В белых и сверкающих доспехах
Прискакал на поле Ланселот.

Спас он королеву от позора,
Стал лжецу судьёй и палачом:
Выбил из седла копьём Мадора
И заставил ложь признать мечом.

Что есть силы я дудел на дудке
И мечтал скорее быть забыт...
Мне мою и впрямь простили шутку -
В этот день я не был даже бит.


Я горбун - убогий и недужный,
Я рождён на свете быть шутом,
Но, припомнив свой порыв ненужный,
Я так часто думаю о том:

Если б месяц не провёл в заботах,
Если б принял вызов в первый раз,
Может, обошлось без Ланселота,
Может, я бы королеву спас?...

Это я - дурак Артура первый,
Самый глупый в локрской стороне,
Но порой печальная Гвинерва
Тихо с трона улыбнётся мне.